Москвичи о Москве: Мария, художник, 30 лет

Я выросла в спальном районе, куда мы переехали в середине 90-х из Подмосковья. Наискосок из окон с одной стороны дома через реку был виден полыхающий факел нефтеперерабатывающего завода в Капотне, а с другой можно было каждый день наблюдать, как строятся соседние дома — по полтора этажа в день. Ходили слухи, что район стоит на присыпанной парой метров земли свалке бытовых отходов, что если рванет Капотня, то весь наш район исчезнет с лица земли за секунды, а еще вдобавок аномально не замерзает под окнами Москва-река даже в -30. Дома только строили, квартиры только покупали, мы въехали в дом, когда еще даже не подключили лифты. Во дворах были воткнуты хилые прутики деревьев, которые могла сломать пробегающая мимо собака. Но, кажется, я всё это не слишком замечала тогда. Я пошла в ближайшую школу во дворе, где стала шестым учеником в 6 классе. Но, дома строят и заселяют быстро, так что довольно скоро одноклассников у меня стало почти 30. И район стал большой и одинаковый. Семнадцатиэтажки серии П-44. Району добавляли человечности просторные, но запущенные Борисовские пруды и небольшая река Городня, отделяющая Братеево от Зябликово.

А в 14 лет я стала ездить по два раза в неделю в художественную школу в центр на Маяковскую. И вдруг первый раз стало понятно, что Москва другая и разная. И мне ужасно нравилось, что дойти до школы от метро можно было 3-4 путями, проходя по параллельным улицам внутри кварталов, или по Садовому, или даже проскочить одну остановку на Букашке. Больше всего по дороге в художку, я любила заглядывать в окна. Шла по улице Юлиуса Фучика, мимо посольства Словакии и смотрела на себя в зеркальные стекла, на Садовом кольце во все глаза в витрины. Какая была пловчиха в спортивном купальнике за стеклом недавно открытого «Спортмастера»! Совершенно прекрасная. А поздним вечером, на другой стороне Садового у троллейбусной остановки, часто стоял темный автомобиль, и, если около него останавливалась другая машина, то из задней двери выпархивали 3 девушки в коротких шубках и выстраивались в ряд. Кажется, я не сразу догадалась.

Дальше, почти у метро, афиши-афиши театров Сатиры и Моссовета. И я до сих пор помню названия спектаклей, некоторые идут по сей день. А еще, мы иногда ходили на плеер на Патриаршие, где я рисовала ядрено-горчичный дом с колоннами под крышей. Странно, что тогда я видела только фасады и огоньки. Мне в голову не приходило зайти через арку во дворик или обойти дом, чтоб увидеть его непарадную часть. Хотя за несколько лет таких поездок вполне можно было уже и полюбопытствовать.

А теперь можно перенестись на несколько лет вперед. Я очутилась вместе с будущем мужем первый раз в новом для себя районе Москвы. Как потом оказалось, он многим мало известен. И при упоминании станции Нагорная, нередко уточняют, какая это ветка метро. Ну, разве что сноубордисты хорошо знают эту станцию. Ближайшие районы знают все, а Котловка затерялась между промзонами, Коробковским садом, судьба которого туманна, и знаменитыми Черемушками, практически синонимом хрущевской застройки. И вот я стою перед классической пятиэтажной из силикатного кирпича, смотрю на окно квартиры на 5 этаже, где нам предстоит жить, и главное мое удивление вслуx: «Тут деревья выше домов!» Это было необыкновенно после чахлых рябинок Братеево. Котловка вся утопает в тополях. А на Нагорном бульваре дубы и каштаны. Чуть дальше — парк «Сосенки», где зимой настоящая зима с сугробами и склоном, на который вываливается весь район катать детей на санках.

Мы делаем ремонт в крошечной однушке, заводим кота, живем, появляется дочка, потом сын. А Котловка практически не меняется. Она зеленая, тихая и немного из СССР. На Нагорной до сих пор магазин называют Военторг, и всё как по Высоцкому «Клуб на улице Нагорной, стал общественной уборной…» — на стыке двух домов лестница в подвальный туалет. Любая коммерция живёт сезон и вымирает, оставляя место следующим предпринимателям, которые не могут поверить, что магазин на главной улице района может быть убыточным. Единственное, что процветает — аптеки. Старушек в Котловке сейчас действительно много. Я оказалась снова в Котловке совсем недавно. И она опять меня поразила буйной зеленью и тихими алкопосиделками во дворах. Застывшее во времени местечко. Вот такая тоже Москва.

А теперь наша новая жизнь. Моё самое любимое и важное место в Москве это наш дом на улице Русаковская (см.фото выше), в который мы въехали чуть больше двух лет назад с котом и двумя детьми. И кажется, что именно с этого момента, ну или чуть ранее, пока мы несколько месяцев искали квартиру у меня вдруг открылись глаза. И мне стало интересно, нет, ИНТЕРЕСНО, просто до головокружения интересно гулять по городу. Я вдруг прониклась духом времени и архитектурой разных эпох так, как не смогла за несколько лет изучения истории искусств в институте.

Мне ужасно нравится наш район. Стоит правда пояснить, что я имею в виду не весь Красносельский район к которому мы относимся, а наш район обитания. Учитывая интересы детей это получается ломаный маршрут Красносельская, Сад Баумана, Бауманская, Сокольники. И между этими точками столько всего! Неподалеку два клуба Мельникова (Клуб фабрики Буревестник нa 3-ей Рыбинской и клуб Русакова на Стромынке), модéрновый особняк Иоганна Динга, конструктивистский квартал «Будёновский посёлок», кирпичная Бабаевская конфетная фабрика — с её стороны даже в спальню иногда доносится запах шоколадной плитки — промышленные постройки и очень красивый конструктивистский разноэтажный жилой дом с угловыми окнами на улице Жебрунова, кварталы вокруг улиц Гастелло (дом номер 5 по этой улице это симпатичнейший деревянный домик с мезонином 1903г. постройки) и вымирающая на выходные Матросская Тишина, пожарная каланча и корпуса больниц на Стромынке, и дальше к Яузе здания фабрик, заводов и трамвайное депо. Там можно долго-долго гулять и мы еще совсем мало там бродили. А если к Электрозаводской, к Семеновской! Уютный Медовый переулок с нетипичными для Москвы перепадами высот, удивительные отзвуки готики в Электроламповом заводе, особняк Носова. А еще готика снова звучит на Бауманской в поразительном четырёхэтажном дом с эркерами под номером 23 на 4 квартиры (доходный дом крестьянина А. С. Фролова, 1914г., архитектор В. А. Мазырин — прим.ред.) . Вы видели его ночью? В окнах подъезда светятся витражи — как наверное там прекрасно жить.

А наш дом построен в 1925-26 гг, и это первый самостоятельный проект Бориса Иофана в России. Архитектор, отучившись и построив несколько зданий в Италии, вернулся и начал свою работу в России как раз с этих домов. Карьера Иофана сложилась непросто — его самым амбиционным проектам (Дворец советов и здание МГУ) так и не удалось воплотиться в жизнь. Зато помимо монументального «Дома на набережной» осталось очень милых взгляду «мелочей»: корпус Опытной станции Химического института, корпуса Тимирязевской академии, санаторий в Барвихе, проекты станции метро Бауманская, павильон для международной парижской выставки.

Наш квартальчик из трёх домов задумывался как коммуна для рабочих, но таковым не стал. Дома сразу заселили партийные, научные и медицинские работники для которых, впрочем, эти коммунальные планировки были не слишком-то удобны из-за крошечных кухонь и санузлов, рассчитанных на несколько семей. Окно в ванной, которое сейчас кажется роскошью, недолюбливали почти все — зимой из его щелей ощутимо дуло. Впрочем, благодаря глубоким подоконникам это позволяло устроить нужный в быту «холодильник». Дровяные печи сменили на газ только перед войной. Судя по всему, в новое тысячелетие дома вошли в довольно плачевном и типичном для построек 20-х годов состоянии. Однако, по счастью домам присвоили статус памятников конструктивизма, что сохранило им жизнь — впрочем, стоящим почти вплотную административным корпусам пивоваренного завода, который тоже охранялся государством, повезло сильно меньше — от всего комплекса, где теперь красуется типичный бизнес-центр, остался лишь один домик. А наши дома в середине 2000-х капитально отремонтировали, выселив жильцов и снеся всё до голых стен. В прошлом остались уникально длинные деревянные перекрытия, газовые колонки и старые планировки.

Так что мы въехали в квартирку с «муниципальным ремонтом»: обои в цветочек, линолеум в крапинку, громоздкая эмалированная электроплита и т.д. Зато квартира с почти метровыми стенами, деревянными окнами с красивым переплетом, кирпичной кладкой под слоями гипсокартона и тем самым окном в ванной. У некоторых квартир в другой части дома после капремонта вышло так, что в ванной комнате два окна, одно в туалете и по паре окон в каждой комнате. Статус памятника почему-то сняли через 8 лет после ремонта — ровно в тот год, как мы въехали. Но, вероятно, всё же благодаря этому за внешним видом домов следили и фасады пока не сильно испорчены кондиционерами и разномастным остеклением. Кстати, на Большой Серпуховской стоит дом-близнец наших домов (34 к.6), правда с белыми пластиковыми окнами и вырубленными витринами на первых этажах он уже плохо узнаваем. Про него не удаётся найти никакой информации, зато, судя по мелькающим риэлторским объявлениям, там сохранились первоначальные планировки квартир.

Сейчас наши дома огородили забором. Так уже было когда-то — калитку, выходящую на Русаковскую улицу к полночи запирал дворник. А сейчас забор остановил поток паломников в ближайший Ашан, которые вереницами ходили как раз сквозь дворы, и поток машин в страховую по соседству — дворик снова стал тихим и уютным. Из глубины двора упирается в улицу липовая аллея, которая как есть, видна на многих старых снимках. Кто-то под окнами высаживает хосты, можжевельник и девичий виноград, а на балкончиках к лету появляются вазоны с цветами. Мой двухлетний опыт цветоводства показал, что разумнее всего сажать ампельные петунии, а открытие этого года — подвесное кашпо с лобелией, которая с мая и до сих пор продолжает цвести мелкими, пронзительно-фиолетовыми цветами. Оказалось, что это ужасно приятно заниматься чем-то таким совершенно не практичным и красивым, и не внутри дома для себя, а «напоказ» для всех.

На лестничной клетке в подъездах всего две квартиры, поэтому соседей по московским меркам мало. Среди них несколько семей с маленькими детьми, несколько старушек с маленькими собачками, пара больших собак с маленькими старушками, несколько шумных пожилых мужчин и известный народный артист.

Оказалось, что наш переезд ближе к центру в этот район, помимо очевидных логистических преимуществ и появившегося разнообразия семейного досуга, ценен еще и тем, что наши дети, мир которых потихоньку перестаёт состоять из одной лишь мамы, получили возможность быть ближе к красоте, научиться её замечать и ценить. Я совершенно убеждена, что ребенка во многом формирует насыщенная окружающая среда. И сейчас мы смогли сделать так, чтобы эта среда у детей появилась. Дети очень много всего отмечают, всем интересуются. Сами показывают нам что-то. Например, дочка очень любит Казанский вокзал, потому что шпиль его башни венчает Зилант (драконоподобное существо из казанских легенд), она очень горда тем, что первая его заметила и мы вместе с ней прочитали про него. Она стала делить дома на «красивые» и «обычные», пока мы гуляем по центру, обсуждаем архитектуру, пытаемся заинтересовать тем, чем интересуемся сами, таскаем детей за собой в московские переулки и дворики, зимой катаемся на коньках на Чистых прудах, и замечаем, что у них уже сформировалась своя небольшая и любимая Москва.