Москвичи о Москве: Евгений, фотограф, 31 год

Назвать меня стопроцентным коренным москвичом можно с некоторой натяжкой: родня моей мамы жила в Москве, на Пресне, как минимум, с XIX века, а вот с родней отца всё интереснее: мой дед родом из Битцы, а бабушка – из Обнинска Калужской области. С дедом они познакомились уже после войны, а через несколько лет появился мой отец, он родился уже в Москве, в роддоме на Преображенке. Чистые пруды и нынешняя Мясницкая улица – места, где прошли первые несколько лет моей жизни. Окрестности Чистых прудов – моё «место силы», обладающее каким-то необъяснимым действием: стоит мне попасть туда хотя бы ненадолго, как плохое настроение бесследно исчезает и хочется задержаться здесь подольше. Удивительно, но много лет я вообще мало что помнил о своем детстве, пока, года три назад, мне не довелось завернуть с Чистопрудного бульвара в Архангельский, а затем и в Потаповский переулки, и сразу в памяти возникла куча деталей о временах конца восьмидесятых. С тех пор я тут частый гость, захожу и с камерой, и просто так.

Мои Чистые пруды – это, прежде всего, наш старый дом, расположенный по адресу Мясницкая, 24, точнее, когда я родился, она всё ещё носила имя Кирова. С этим домом связана жизнь сразу трех поколений нашей семьи. Всё началось в 1959 году, когда мои отец, бабушка и дед переехали сюда с Новой Басманной улицы, получив тут две комнаты в коммунальной квартире, и это было настоящим подарком судьбы, так как на Басманной они жили вместе с родителями деда в небольшой комнатке площадью всего в 18 квадратных метров, расположенной, по сути, на территории аптекарского склада.

Вспоминая о нашем старом доме, мы говорим «на Кировской», а не «на улице Кирова». Скорее всего, это связано с близостью станции метро первой очереди, называвшейся тогда именно «Кировской», а не «Чистыми прудами», как сейчас.  Наш дом №24 был построен Ф.О. Шехтелем в самом начале прошлого века – в 1904-1906 годах, как доходный дом Строгановского училища. В первые несколько лет существования он неоднократно достраивался и перестраивался, обретя законченный вид ещё до революции, а после нее здесь были устроены коммунальные квартиры для трудящихся. Я хорошо помню, как меня удивляли размеры нашего дома – в форме буквы П с большим двором. Одно крыло здания выходит на Мясницкую, другое – в Кривоколенный переулок.

От отца я слышал множество историй, связанных с жизнью на Кировской: о соседях, друзьях со двора и вообще, жизни в то время. Больше всего мне запомнились две из них: первая – о том, как папины знакомые, более старшие ребята, нашли в окрестностях двора проход в некий подземный коридор, то ли бомбоубежище, то ли ещё что-то, и попытались туда проникнуть – получилось бы, если бы не бдительный дворник, вовремя заметивший хулиганов и оттрепавший их за уши. Вторая же история была о замечательном актере Георгии Михайловиче Вицине: однажды зимой он проходил по нашему двору и его, конечно же, узнали игравшие там мальчишки, среди которых был и папа. Было это во второй половине шестидесятых, «Операция «Ы»» к тому времени уже вышла, поэтому любимому миллионами актеру сложно было остаться неузнанным. Более того – была зима, и Георгий Михайлович был одет в ту самую шубу, в которой он снимался в фильме, представляете? Конечно же, мальчишки сообразили, что делать: побежав за Вициным, они хором закричали: «Вы не скажете, где здесь туалет?!» Папа говорит, что Георгий Михайлович даже пробежал потом за ними метров десять, впрочем, в шутку, конечно.

Мои воспоминания, конечно, намного скромнее: помню наш двор и детскую площадку с большой будкой, как я называл её тогда. Будкой, как выяснилось потом, была стоящая прямо на детской площадке вентиляционная шахта Сокольнической линии метро: и она, и площадка до сих пор на своих местах. Как-то читал, что раньше во дворе устраивались кинопоказы для всех желающих: экран-простыню натягивали на ту самую шахту. Отец никогда об этом не рассказывал, скорее всего, это было ещё до него. Пару лет назад, на pastvu.com, я нашел фотографии двора, датированные серединой двадцатых и концом пятидесятых годов, и удивился, насколько минимальные изменения он претерпел с тех лет и до времен моего детства. Он и сейчас мало изменился.

Наша квартира находилась на третьем этаже и была первой слева после общей двери со множеством звонков. Уже лет через десять после переезда, мне на даче попадалась металлическая табличка, добротная такая, и ничуть не испорченная временем, с указанием фамилий жильцов и необходимым количеством звонков для каждого из них. Был бы тогда постарше и поумнее – точно бы сохранил столь ценную реликвию, но сейчас она, увы, безвозвратно утеряна. Сразу после общей двери начинался длинный коридор с комнатами, по которой я с шумом разъезжал на детской «Волге» красного цвета и, говорят, был очень доволен собой. Где-то посередине коридора была дверь в ванную комнату, там же стояла стиральная машина, одна на все квартиры. Потом коридор уходил влево, вёл он на кухню с двумя большими газовыми плитами и в ещё одну общую комнату, о назначении которой мне остается только догадываться. Возможно, там задумывалась общая столовая, как в конструктивистских домах 30-х.

Хорошо помню и нашу квартиру: в первой комнате стоял большой стол, за которым часто собирались гости, диван, сервант и черно-белый телевизор. Вторая комната была поменьше: там стояла кровать родителей, моя кроватка, пара тумбочек и большой деревянный книжный шкаф, потом переехавший к нам на новую квартиру, а чуть позже отправленный на дачу, где он и стоит до сих пор. Самая интересная деталь для меня была именно во второй комнате: прямо у моей кровати были две запертых двери: одна вела в тот же длинный коридор, вторая – на черную лестницу, где мне хотелось побывать, но этого так и не произошло. Помню, ещё много лет после нашего переезда, мне снились сны о том, что находится за той таинственной дверью, от входа в метро, до клада с сокровищами. Интересно, что там сейчас.

Москва того времени для меня ограничивалась нашим районом и славным районом Северное Тушино, где жила одна из моих бабушек, к которой меня нередко отправляли на выходные. Конечно же, запомнились, наши многочисленные маршруты по центру: если нам надо было ехать на метро, мы шли по улице Кирова, мимо знаменитого китайского Чайного домика (помню многочисленные большие жестяные коробки с чаем и маленькие – с леденцами, купленные именно там), а если шли гулять – путь лежал через Кривоколенный и Архангельский переулки на Чистые пруды. Как ни странно, оба переулка, как и Потаповский, до сих пор сохранили частичку той Москвы, несмотря на нынешние реалии, разве что тогда детских площадок было больше, что легко объяснить, – людей-то тогда в центре жило куда больше, чем сейчас. Чистопрудный тогда был тише и уютнее нынешнего: несуразного памятника Абаю ещё не было, зато был неповторимый запах зелени, скорее всего, тополей. Сейчас его уже давно нет. Хорошо запомнились Чистые пруды зимой: буквально за пару недель до переезда, мы пошли смотреть на каток на пруду, сам кататься на коньках я ещё не умел, зато вдоволь побегал по льду.

Вокруг памятника Грибоедову (который я называл «памятником дяде») я намотал не один километр, пока отец читал газету рядом на лавочке. Другой наш маршрут пролегал по Покровке, которая тогда всё ещё была улицей Чернышевского (именно на этой улице до сих пор работает роддом, где я появился на свет в далеком 1984 году) до Старой площади, которая тогда ассоциировалась у меня с двумя вещами: сквером с тем же самым запахом тополей, что и на Чистых, и черными «Волгами» — машин тогда было ещё немного, и неудивительно, что мне запомнился именно этот служебный транспорт. Помню и Политехнический музей, на долгие годы ставший для меня самым любимым, и спуск вниз по Большому Спасоглинищевскому переулку.

Буквально за пару недель до 1989 года мы навсегда покинули дом на Кировской – нас переселили в отдельную квартиру в Теплом Стане, где мне суждено было прожить целых десять лет. Там, конечно, всё было уже совсем по-другому, не скажу, что лучше или хуже, просто по-другому. Чего там точно не было – это атмосферы старой Москвы, потребность в которой пришла намного позже, по мере того, как я становился старше. Надо сказать, за последние несколько лет связь с родными местами сама собой восстановилась – я частый гость в расположенном неподалеку культовом «Кризисе Жанра», который теперь Imagine Cafe, захаживаю во всем известное кафе грузинской кухни, что в Кривоколенном, всего лишь в паре десятков метров от нашего двора, свадьба два года назад у меня была тут же – в Грибоедовском ЗАГСе, а не по месту жительства, в Черемушкинском, да и работаю я совсем близко – на Кузнецком мосту.

В нашей старой квартире сейчас офисы, мой отец заходил туда в 1994г., когда там ремонт только начался. Сейчас там уже по-другому все. А последняя услышанная новость о моем дворе, касалась восстановления исторической вывески в Кривоколенном – просто мурашки по коже бегут, когда представляешь, сколько лет люди, в том числе и я, проходили под ней, скрытой под слоем краски, и даже не догадывались о наличии такой реликвии.

Всё же Москва у каждого своя, и я рад, что у меня она именно такая.