Москвичи о Москве: Ирина, редактор, 49 лет

О Москве, как обо всем слишком близком, говорить и легко и трудно. Я родилась здесь, но не в этом дело. Многие умудряются всю жизнь здесь прожить и не знать настоящей Москвы. Москва – она же большая. Можно просидеть весь век в каком-нибудь Чертанове… Моя взрослая дочь, например, даром что училась в центре, чему я была очень рада, впервые увидела Новодевичий монастырь лет в 19. Я, конечно, виновата – не смогла объять необъятное. Меня же мама целенаправленно знакомила со старой Москвой с детства – по Арбату водила, где ее детство прошло и откуда она ходила «к тете Мане» в Петровский монастырь; показала роддом на Шаболовке, где я родилась. И Новодевичий, и Донской, и бульвары, и Замоскворечье, и Нескучный сад…

Нет, москвоведом я так и не стала, где кто жил и с какими конкретными людьми и событиями связаны те или иные места, почти не знаю. Рустама Рахматуллина, когда выпадает счастье посетить его экскурсии, послушать лекции, слушаю с раскрытым ртом, но мало что запоминаю. Просто люблю гулять по Москве и ощущать настроение, дух разных ее районов.

В детстве и юности главным магическим местом в Москве были для меня, конечно, Патриаршие пруды. «Мастера и Маргариту» я прочла рано, лет в 12, вскоре знала близко к тексту наизусть, включая неопубликованные фрагменты из журнала «Литературная учеба», так что… Однако довольно долго Патриаршие от меня «прятались» — ну не могла я их найти в Москве. Что говорить, место волшебное – до сих пор ведь неизвестно, ходил ли там во времена Булгакова трамвай. Я и сейчас люблю посидеть там, посмотреть на воду. И очень здорово, что зимой там опять стали заливать каток — огни, музыка, как в «Покровских воротах»…

Замоскворечье тоже очень любила. «Мое место» — островок за мостом от Новокузнецкой к Таганке. Ну и сам «Иллюзион», конечно – туда мама меня водила на настоящее кино, воспитывала вкус. Феллини, все дела… Мама привила мне любовь к модерну – в таганских переулках есть один дом с маками – мозаика под окном…
Потом – дочка уже в школу ходила, на Петровке, а мне было, стало быть, 33 – вдруг наступил такой момент, когда я ощутила: нет больше моей Москвы. Словно град Китеж под воду, ушла под землю. Лужковская застройка закрыла ее, я перестала ее чувствовать. К этому времени и чуть более позднему относится мой роман с Петербургом, городом, который и поныне нежно люблю, там нашла прекрасных друзей и езжу туда при каждой возможности. Но Москва занимает в моем сердце свое, единственное место. До сих пор делаю открытия, забредаю в доселе неизвестные уголки. Совсем недавно открыла для себя Аптекарский огород на проспекте Мира – удивительное, уютное, абсолютно «московское» место с изысканной красотой и при этом простой, непритязательной атмосферой.

Отдельная песня – ВДНХ и Ботанический сад. Там мы с мамой тоже постоянно гуляли в детстве. Обветшавшая монументальность павильонов пленяет меня. Ну а Ботанический сад… Помню, как обрадовалась в юности, прочитав в романе Орлова «Шеврикука» о том, что в тамошней оранжерее живут призраки – мне всегда чудилось нечто магическое в этом месте. Человек, которого я любила и которого уже нет, тоже любил сад, мы постоянно там гуляли – нигде больше и не гуляли. Ни в Коломенское, ни в Архангельское мне его было не заманить.

Не нравится, конечно, грязь и большое количество приезжих. И то, что машины паркуют где попало — пешеходам не пройти. И огораживание вип-домов – опять же никуда не пройдешь. И цены. И то, что разрушено и продолжает разрушаться наследие прошлого, замещаясь уродливыми новоделами. Тут я не оригинальна.
Но видимо, все же здесь проживу до конца жизни, хотя были и продолжают иметь место разного рода метания – от переезда на пмж в Питер до Гоа.

И в заключение — мои стихи о Москве:

«Не разбрасываясь тем, что дано,

И не зарясь на чужое добро,

Мне с Москвою разделить суждено

Неразменное ее серебро.

Так же в реку здесь глядятся мосты,

Меньше неба здесь и больше тепла.

Я на слёзы разменяю мечты,

Улыбнусь – и заживу как жила.

Не бездомна никакая душа,

что любовь употребит на добро.

Так с Москвой и проживем не спеша

Неразменное ее серебро.»