Москвичи о Москве: Роман, врач и градозащитник, 53 года
Первую часть жизни я провел в Замоскворечье – я там родился. Но моих домов конца 20-х гг. между Люсиновской и Большой Серпуховской больше нет. Это трагедия! Мы жили в конструктивистском поселке, мыслили корпусами. Мама, бабушка и прабабушка жили здесь в одной комнате. Для нашей семьи бабушка выхлопотала комнату через два дома, «спекулируя» революционными заслугами прабабушки. Бабушкиного дома давно нет. Второй, наш, пока стоит, но внешне до неузнаваемости изменился. Убрали все старые перекрытия, надстроили технический этаж. Я пытался найти место, где стоял бабушкин дом — остался детский сад 30-х гг., пробовал по нему определиться, но нет, нереально найти — вокруг высотные безликие блочные дома. А какие были дворы прекрасные! Чугунные кованые решетки, цветники.
Когда мне было 9 лет, мы переехали в самый конец тогда еще Бауманского района, ныне Лефортово. А через ту часть, которая теперь называется Басманным районом, я часто ездил на троллейбусе. Москва была еще «большой деревней», оставались ещё огромные бараки, деревянные дома, где жили в коммунальных квартирах по 10 семей. Так жил один мой одноклассник. В его доме было 30 комнат, два санузла на всех и кухня с четырьмя газовыми плитами. Так вот я ездил на 25-ом троллейбусе, сейчас это автобус т25. Только автобус ходит до м. Китай-город, а троллейбус шел до Даниловского рынка. Маршрут-экскурсия! Еще был автобус №3, он шёл по Чистопрудному бульвару через Новорязанскую улицу и Орликов переулок. Он тоже, кажется, шел до Даниловского рынка, а в обратную сторону – до Измайловского парка. Это вносило разнообразие в нашу подростковую будничность. Мы очень любили так ездить.
Подростком жил на Гольяновской улице. Она небольшая, всего 7 домов. На месте, где стоит мой дом, до пятидесятых было капустное поле. Тот квартал, где стоит моя школа № 435, более старый. Это Госпитальный вал, 5. Там были конструктивистские дома 1927 г. и немецкие – «вермахтстрой», как говорит один мой друг-архитектор, дома, которые строили пленные немцы в 50-е. Но главный для меня дом нашего района – шикарный послесталинский, его в районе уважительно называли «Четырнадцатиэтажка»! (Госпитальный вал, 5, к. 18. Дом в стиле сталинского ампира, архитектор И.А. Покровский, 1955 г. – прим. ред.) Это статус! Он находится рядом со стадионом «Металлург», дом завода «Серп и Молот». На него открывался шикарный вид с Рубцовской набережной. Многие мои одноклассники здесь жили. В наше время конструктивистский поселок снесли, оставили два немецких дома, все застраивают высотками. И роскошная «Четырнадцатиэтажка» с колоннами больше не доминирует. Представьте, какой вид был: высокий берег Яузы, потом лестница, а там стоит она, нарядная, с колоннами! Для меня этот дом идеально вписывался в окружающую среду. Район был вокруг него.
На месте филиала театра «Современник» на Яузе, был во времена моего детства и юности «Телетеатр» (на фото выше). История с этим зданием такая: на деньги которые, дали вскладчину местные предприниматели – владельцы ткацких и красильных заводов, построили в 1903 году невысокий Народный дом в стиле модерн, дореволюционный дом культуры. Для того, чтоб рабочие после смены не пили, а вели культурную жизнь и просвещались: после 1905 г. жить рабочим стало чуть легче, появилось свободное время, важно было его чем-то занять. То здание Дворца на Яузе, которое мы знаем сейчас, надстроено в 40-е. Но зрительный зал взят за основу. Здесь располагался Театр Моссовета, а позже его отдали «Телетеатру». Он так назывался, потому что подходил для записи телепередач, в которых требовались зрительный зал и сцена. КВН начался отсюда. «Вокруг смеха», «Голубой огонек» снимались здесь. Это была качественная культурная площадка. Проходили гастрольные спектакли. Местных детей водили туда на елки. Наше было место.
Чего мы только ни видели и ни слышали в «Телетеатре»! Помню, приезжал мексиканский студенческий ансамбль, ходили два раза. Их было человек 100: танцоры, оркестр, хор. Феерия, по сравнению с нашим фольклором! Очень профессионально. Приезжали американские студенты, которые пели Spirituals. Премьера «Ассы» здесь проходила. «Телетеатр» постепенно зачах, когда построили Дворец Молодежи. Все самое интересное перенесли туда. Здание отдали под ДК «Московского электролампового завода», потом оно превратилось в Дворец на Яузе. Теперь в нем «Современник».
А ещё в Басманном был бар, его знало пол-Москвы. Именовали его в народе «Что делать», потому что находился он на улице Чернышевского (это Покровка- прим. ред). Что в нем особенного? То что он БЫЛ! Тут важно понимать, что такое бар в советское время. Чистая арифметика: мой отец получал примерно 200 р., когда я заканчивал школу, я получал стипендию 50 р. (повышенную, учился без троек), батон хлеба стоил 20 коп. Коктейль в баре – 2,50. Выпить в баре – вот это было событие! На завтраках не сэкономишь. Ходить в бар часто могли себе позволить только мажоры или торгаши. Но мы были совсем другими: мажоры нас к себе не принимали, а с торгашами водиться было непрестижно. Поэтому в бар ходили раз в несколько месяц в лучшем случае. Тут еще был такой перекос: официантка в баре была выше по социальному статусу на две ступеньки лестницы любого простого работающего человека. Вот вам сцена: в «Что делать» заходят хорошо одетые люди, пренебрежительно смотрят на посетителей и идут в подсобное помещение. И мы все понимаем, что это «элита».
Еще на Таганке был популярнейший бар «Роза ветров», на улице Воронцовская, кажется. Была у него такая морская символика, находился в подвале, без окон. Очередь стояла! Минимум минут сорок ждали, чтоб попасть внутрь. Но обязательно кто-нибудь проходил без очереди. И никто даже не вякал, а если и открывал рот, то швейцар гордо отвечал: «У них заказано!». И он тоже был статусом выше тебя!
В середине 80-х отцу дали квартиру в Хоромном тупике, там один единственный дом – номер два. Старая Басманная рядом, Новая Басманная через дорогу. Садово-Черногрязская. Там я жил лет десять. Мою маму все спрашивали: «Наверное, шумно жить на Садовом кольце?», а мама загадочно так, мечтательно говорила: «Садовое… Шумно…?».
Когда я по-настоящему увлекся краеведением, вступил в «Архнадзор». Сейчас меня назначили куратором по Переведеновке. Хочется участвовать. Сейчас, безусловно, страшное для Москвы время. Но с точки зрения облика города, я считаю, что самый большой ущерб Москве нанесли в 70-е этими постройками, которые сегодня называются «модернизм».
Гуляешь по городу и осознаешь, что сносят все. Можно, конечно, занять пораженческую позицию, сказать, делайте, что хотите, махнуть рукой и уехать. Но это неправильно, я считаю. Возможно некоторые старые здания по большому счету никому уже не нужны, но если мы не будем бороться за каждый кирпич в городе, то мы весь его потерям. Когда начинаешь этим заниматься, с удивлением обнаруживаешь в пределах пешей доступности исторические и значимые места, о которых даже не догадывался. Затягивает. Исследовательский азарт. Мы же в молодости об этом ничего не знали. Москвоведения в школах не было, впрочем, нет и сейчас. Да, был в 90-е какой-то опыт, но это мало, видимо, на что повлияло.
Мы не знали, что дворцы на 2-ой Бауманской улице (Лефортовский и Слободской – прим. ред.) имеют непосредственное отношение к истории страны. Совсем недавно я узнал, что на месте части зданий Электрозавода был Дом Меншикова, где Петр устраивал свои ассамблеи. А на месте лофта «Лефорт» стоял деревянный дворец Петра Великого, который он сжег в честь победы над шведами.
Я вырос напротив так называемой Рубцовской промзоны, на противоположном берегу Яузы. Мы любили гулять по набережной. Но представляете, какой открывался вид? Заводы, пром 70-х, ужас! Мы гуляли, смотрели на это все и мечтали: хоть бы снесли и построили красивые жилые дома, как на нашей стороне, ведь река, здесь жить нужно. И вот через годы моя мечта сбывается: промзону закрывают, а на ее месте планируют построить элитный жилой комплекс. Но я защищаю от сноса вместе с коллегами из Архнадзора две водонапорные башни начала XX века, находящиеся там! Когда стали весь этот советский пром разгребать, обнаружили несколько построек дореволюционных времен. Это были части ткацких фабрик. Для тканевого производства нужно много воды, поэтому к началу XX века фабриканты создали свою систему водоснабжения. Два предприятия построили водонапорные башни, которые впоследствии оказались спрятанными между уродливыми советскими корпусами. Они очень красивые, в замковом стиле, как Евлановский «дворец» Электрозавода. Я ничего этого не знал, хотя даже практику проходил на этих заводах радио-электромонтажником. К большому сожалению, сохранить башни так и не удалось, сейчас их уже нет.
Градозащитники не только сейчас появились, были и раньше. Но о городе меньше говорили, другие были приоритеты, другое время. Например, есть знаменитая история со спасением в Басманном районе дома торговца Щербакова в 1986 г. (Бакунинская ул., 24 – прим. ред.). Снос зданий на Бакунинской начался еще в 1974 г. Я это видел. Но тогда меня, ребенка, это не волновало совсем! Детям, кстати, не очень вся эта история интересна, им нужно новое, нужны высокие здания. В 80-е до Спартаковской площади дошло строительство третьего транспортного кольца, ломали местную застройку. Но палаты Щербакова спасли местные жители. А если спасли один дом, то отстояли и несколько улиц. Неравнодушные к судьбе города люди были всегда. Но до 1986 г. было страшно что-то сказать и сделать, а сразу после — на долгое время это всё потеряло смысл. В 80-е была жизнь хуже, чем сейчас, в 90-е тоже, хотя ужас перестройки сильно преувеличен в СМИ. Но, тем не менее, жизнь была напряженная. Какая Москва? Денег бы заработать, выжить бы.
Что для меня Москва? Москва — это часть меня, моей жизни — прошлого, настоящего и будущего. Не представляю жизни без этого города. В мой любимый Басманный район я прихожу в печали и в радости. Люблю бродить по Ивановской горке, Гороховому полю, Переведеновскому переулку. Здесь ещё сохранилась Москва моей молодости. Мне тут уютно. Сейчас я живу, увы, не в Басманном, но рядом – за Лефортово, в начале Соколиной горы. Но это все равно мой район.
Интервью — Ольга Пичугина. Фотографии — из архива Романа Булавко и сайта httpss://pastvu.com/