Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

Катя Гущина о своей жизни на Китай-Городе

Как дом меня нашёл. Китай-город очень напоминал мне центр родного Нижнего Новгорода. Но судьба все время забрасывала меня куда-то не туда: я жила в двенадцатиэтажной вышкинской общаге в девятиместной квартире далеко за МКАДом, потом с кришнаитами в конце желтой ветки, с тремя образцовыми соседками на Белорусской и аэроэкспрессами под окнами, с лучшей подругой в богемной квартире художницы в Измайлово и в желтой панельке на Планетной с авокадо на подоконнике. Курса со второго я начала работать в «Циферблате», который тогда находился на Покровке. Район вокруг стал мне настоящим домом. Часто, чтобы не ехать в Одинцово перед утренней сменой, я оставалась ночевать на работе. Спала до пяти утра на кресле, варила кофе и ходила смотреть, как алеет небо за высоткой на Котельнической. Специфика этих мест вдохновила меня на учебный проект — я нарисовала алкогольную карту Китай-города.

Весной прошлого года я жила и охраняла сканер уехавшего на Бали иллюстратора в тихом переулке за Сретенкой. Новое жилье не хотело находиться. Как бы я ни задействовала свои связи, в фейсбуке перманентная очередь желающих снять хорошую комнату, например, в квартире на Чистых, я была где-то тридцатой. Срок до конца текущей аренды шел практически на часы, когда кто-то в инстаграме переслал мне пост с примерно с таким содержанием: “Ищу соседа в чудесную мастерскую в центре с необычными спальными местами и верандой”.

Пост был двухнедельной давности, что крайне уменьшало мои шансы на успех. Девушка, его написавшая, Люда, училась в Вышке, как и я (это поднимало шансы обратно). Люда, которую я буду все время называть Любой (или Ксюшей — в моменты особенного волнения) сказала, что квартира очень особенная и никто из написавших еще не согласился. До моего отъезда в Дагестан оставалось примерно 48 часов, и я отправилась на просмотр. Люда попросила меня позвонить от угла, где был магазин суши. Потом сказала спуститься чуть вниз и найти сексшоп. В тот момент я немного заколебалась. Арка, туда-сюда, машинки доставки, клиника — и я оказалась на большой застекленной веранде.

Богемная Люда открыла мне дверь. Темный коридорчик, около двадцати пар сланцев, двери в ванную и туалет. Кухня, чуть ли не восьмую часть которой занимает бойлер. Просторная гостиная с проектором и диваном вдоль стены. Окей, спросила я, а где твоя комната? Люда показала наверх. Под потолком за занавесками пряталась кровать, как из американских фильмов про школьников — гирлянда, фотографии на белых стенах. Комнаты для меня тоже не было, а было такое же спальное место, только над кухней и поменьше. А еще не было залога.

Я согласилась сразу, для верности напоила Люду чаем в Циферблате и принесла деньги на следующий день — чтобы никто больше не покусился на такой сумасшедший вариант. На вопрос, с кем Люда жила раньше, она ответила, что до меня жила с какой-то К. и ее дочкой. Но по иронии судьбы мне так и не удалось пожить в этой квартире. На следующий после сделки день я отправилась в Дагестан в экспедицию ВШЭ. Из Махачкалы прилетела обратно в Москву, забежала в квартиру — бросить вещи, провела занятие для студентов и вечером же укатила в Нижний. На третий день там я сломала колено и осталась дома еще почти на три месяца, приехав в Москву только раз — принять экзамен. И тут же уехала обратно, даже не заглянув к Люде. Все это время я продолжала исправно платить …дцать тысяч, чтобы не потерять жилье. Когда после реабилитации колена смогла вернуться, мы с Людой стащили матрас с моей лежанки на пол в гостиной — на свое место я просто не смогла бы залезть.

Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

Дальше вечер становится томным, а история — более скомканной. Обстоятельства вынудили Люду съехать. А я в тот момент стала, как бы это сказать, “не одна на земле”. С самого начала варианта жить с ним отдельно практически не было, но ведь страшно переводить все эти неземные чувства в плоскость немытых тарелок. Но все-таки так получилось: я открыла в Питере выставку, выпила коктейль, села на мостовую и позвонила: “Короче, я хочу жить вместе, давай у меня”. Слезы, смех, предвкушение.

Квартира превращается в школу и обратно. Но для начала — вот что нам предстояло делить. Дом начинался с веранды. Коридор с практически панорамным остеклением вел в две квартиры — нашу и соседей (от нас они отгородились изящной голубой занавеской). На нашей половине стоял велик, урна, черный икеевский диван, тумба и огромный шкаф со всем, что осталось от ремонта. На веранде было приятно курить (не курю) и смотреть утром на то, как розовеет угол неба и уезжают официанты с ночной смены.

Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

За дверью в квартиру — небольшой ширины и высоты коридор с двумя дверями: в ванную и туалет. Дверь на кухню двигалась на рельсах, а двустворчатая в гостиную закрывалась на магниты. На пробковых стенах — изречения Далай-ламы и огромная коллекция резиновых шлепанцев всех цветов и размеров. Окно из кухни ведет на веранду, поэтому свет приходится включать даже днем. Широкий подоконник завален нашими книгами и блокнотами вперемешку. Круглый стол, над ним — полки со всякими нужными мелочами, вроде проездных или карточек на кофе. Две конфорки, газовый котел, раковина, термопот и мультиварка (и ни миллиметра свободной поверхности). Полки идут вверх, под потолок, и заполнены дикой кучей банок-склянок от предыдущих жильцов. Попыталась пристроить туда пару бокалов — один
из них довольно быстро упал и разбился. Таким же образом мы потеряли чайник, пару мисок, несколько тарелок и подставку под яйцо.

Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

Из сюрпризов обнаружилась большая пачка эльбрусского чая, специи и килограмм киноа. Кастрюли и сковородки просто не помещались на полках и хранились на полу. Или в ванной. При очередной уборке нашли какой-то кортик (видимо, ритуальный). Он лежал в выемке несущей конструкции, которая прячет под потолком небольшое спальное место. Ступени к нему обмотаны жгутом. Наверху — настоящий домик. Там есть все, чтобы уютно спрятаться: розетки, лампа, полочка и занавески из флага Бразилии. Ordem e Progresso!

Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

В ванной я не убиралась принципиально. Она — крошечная, белая с синей плиткой и ванной-«полторашкой»: чтобы наполнить ее, нужны пляски с бубном над газовым котлом. Под потолком сушились мои и его стайки разноцветных носков. На полу стоял таз с опавшими чистыми — мы вытаскивали вперемешку и носили свои и друг друга. Под ванной — бутылка белого сухого новозеландского (влезть в ванну вдвоем можно только после нее).

Раковина выдавала только холодную воду, поэтому за ненадобностью была превращена в полку. В ней лежали книги для чтения в ванной — Аввакум и не мой Троцкий, полегче — Мельников-Печерский, а позавчера принесла из Ходасевича «Лето Господне» и «Пустозерскую прозу».

Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

Как-то раз мы сидели на краешке ванной и грели ноги после очередных приключений. И он сказал:

— Знаешь, чем мне нравится наша крошечная ванная? Она по определению очень кинематографична. Вот представь: через сколько-то лет мы будем жить в своем огромном доме, и у нас будет огромная ванная с джакузи, а мы, уже чуть утомленные друг другом, будем вспоминать эту крошечную квартиру и ванную, в которую можно было влезть только после бутылочки белого.

Окна гостиной выходили на оживленный переулок. Здесь никогда не было тихо: машины эвакуируют, а школьники орут “Пошлую Молли”. В какой-то момент мы даже решили делать твиттер нашего окна, чтобы записать смешные фразы, выдернутые из контекста разговора проходящих мимо. Правда, чаще всего они кричат строчки из “Пошлой Молли”: «Как я люблю твои волосы, я хочу спать с тобой!» . Мне это нравится — ты словно в потоке всей этой жизни, но в то же время невидим для остальных. Моя подруга Маша Чёрная сказала, что это — как работать с ноутбуком в кофейне, куда она ездит ради фонового шума. В любой момент от этого всего можно отгородиться плотными шторами и роллерами на окна.

Из этого всего выбивается дорожный конус. Это артефакт, его украл мне на первом свидании (которое не начиналось, как свидание) человек, с которым я живу сейчас, потому что я люблю конусы и являюсь сооснователем бара “У конуса”. Мы гуляли по Маросейке, на дороге стояла машина дорожных рабочих и куча конусов. Водитель спал. Один конус мы унесли.

Бар У конусв

В обычное время он прячется за занавесками у входа. Они же скрывают жилую составляющую комнаты — вешалки с одеждой, стенной шкаф с книгами и мелочами и лестницу наверх, под потолок. Она ведет на второе, большое спальное место с матрасом и лампочками.

В общем, не квартира, а мечта на Китай-городе. Историческая мечта с толстыми стенами — по ним хлопал хозяин, уверяя, что они горели в московском пожаре 1812 года. Википедия про дом выдавала еще более раннюю дату — 1730, часть усадьбы. Может быть, мы вообще живем в бывшей конюшне. Короче, вряд ли это было жилым помещением (хотя оно и сейчас, кажется, нежилое). Когда я лазила под потолок, чтобы сфотографировать показания счетчика, балансируя одной ногой на ступеньке лестницы, а другой — в пустоте, я представляла, как мои будущие дети будут отсюда падать. Дикие мечты выкупить этот кусочек горевшей конюшни отодвигались на неопределенное время.

Я живу на Маросейке

До программы “Моя улица”, под которую попал и наш двор, все было намного более прозаично. Когда Люда съезжала, я позвала ее на прощальное свидание. Пока она красилась, я вытащила прямо на развороченный асфальт пару стульев, на катушку от шлангов поставила вино, бокалы и свечи. Мимо бегали крысы и суши-курьеры. Было здорово.

Я живу на Маросейке

Городские власти за полосатым забором все лето долбили асфальт прямо под нашими окнами в три часа ночи (нежилые помещения — можно). После этого двор превратился в арт-кластер. Вокруг каждого дерева была лавочка. Вокруг каждого кустика — клумба. Скамейки и урны поставили даже у входа в наш двухквартирный подъезд (вот, наверное, за что я плачу налоги). Наверняка в тот момент это пространство стало бы настоящей точкой притяжения, но строители не уложились в срок, наступила осень, похолодало, а пьющие школьники переместились в «Зинзивер».

Я живу на Маросейке

Хозяйка объявилась совершенно внезапно, в самом конце августа. То есть, конечно, Люда предупреждала меня, что та наверняка вернется перед началом осени возрождать свои занятия по немецкому. И что без нее мы вообще не сможем жить в этой квартире — К. сдают ее по знакомству, по сниженной цене. Но я этот момент, конечно, все время прогоняла из своих мыслей. За неделю до начала занятий я успела представить себе поиски нового жилья (мучительные, для меня всегда это выбивалось в череду расстройств), просмотры и переезд (с моей-то тонной книг по иллюстрации).

Я живу на Маросейке

— Сейчас же тепло, лето, — уговаривала себя я, — во время занятий можно гулять, сидеть в парках в это время, рисовать в кофейнях, коворкинг Вышки на что мне, например? Может быть, начну хотя бы на занятия ходить. Ладно я, а он? У него — работа. Плюс сколько времени я вообще провожу в Москве? А он сколько проводит? Что ни месяц — то экспедиция в Дагестан или Арзамас. Зато — жить в центре! Решила плюнуть и посмотреть, что из этого выйдет — тем более, где бы я еще нашла квартиру на Китай-городе за такие смешные деньги.

Я живу на Маросейке

Перед открытием школы в новом сезоне К. провела грандиозную уборку в несколько этапов. Один из них включил в себя смещение вообще всех наших вещей, которые были на виду — книги, мои фломастеры и бумага, кроссовки, верхняя одежда и всякие мелочи должны были быть спрятаны от учеников.

Кажется, договорились: раз в день (обычно часов в 11 ночи) К. присылала расписание на следующий день. Так мы и стали обитать тут с ощущением, что дом нам совершенно не принадлежит. Представьте себе: вы живете у себя в любимом месте, но каждый день, пока вас нет, к вам приходит толпа людей, пьет из ваших чашек, сидит в вашей гостиной подолгу, может быть, листает ваши книги. Плюс добавьте к этому полтергейста, который постоянно передвигает ваши вещи. Утренние сборы у меня, например, начинались с поисков обуви, которая оказывалась то на книжной полке за занавеской, то в ванной, то на веранде — не дай бог, ученики увидят! Полотенца на стене у двери в ванную тоже надо было убрать — а вдруг дверь-то (несмотря на табличку на ней “staff only”) откроется и ученики заметят, что здесь есть ванная!

Довольно быстро мы привыкли наводить “марафон-марафет” по утрам: прикрыть шторы, помыть посуду, спрятать обувь и верхнюю одежду, задвинуть ящики со шмотками и накрыть их подушками (“а вдруг ученики догадаются, что сидят на одежном шкафу!”). При такой жизни я оставила надежду когда-нибудь привезти свой рабочий письменный стол в этот дом. Разбирать его по болтикам и прятать каждый день я бы просто не смогла.

Конечно, мы не могли отсутствовать все время, которое шли занятия. Часто задерживались и уходили, когда ученики уже появлялись перед уроком. Иногда даже приходилось открывать им дверь и впускать, пока К. опаздывала. Тогда К., прибежав, представляла нас им, как “тоже преподавателей”, а кухню, быстро прикрыв дверь, называла “учительской”. Я в эти моменты все время представляла себя покуривающей мисс Крабапл из Симпсонов, а его — директором школы. Один раз занятия были с 9 утра до 22 вечера. Тогда мы уехали на целый день в Сергиев Посад — и это был замечательный день!

Проблемы пришли, когда стало холоднее. Отсутствовать до 22 часов при учебе до 18 было сложно. Плюс даже если ты приходил домой в 22:30, то мог застать включенный проектор и толпу учеников.

Почему мы все это терпели? Во-первых, конечно, расположение моей мечты. Во-вторых — цена. Даже если брать полную стоимость квартиры, которую оплачивали мы втроем, выходило в среднем процентов на 15-20 дешевле, чем в среднем на рынке. В-третьих, это был настоящий симбиоз: нам нужно было дешевое жилье в центре, а К. — место для занятий. Никто из нас не потянул бы дом в одиночку или вдвоем, помещение бы пропало и вернулось к прежнему владельцу.

Я живу на Маросейке

Я живу на Маросейке

Совсем еще недавно я лежала в нашей ванной и читала Эммануэля Каррера про Лимонова. В ванную мне принесли пирожок и кофе из Макдональдса, ещё горячие — Мак в двух шагах. Классно строить из себя french girl на Китай-городе. Какая богемная жизнь! И когда ты заигрываешься настолько, что начинаешь закидывать ноги на читающего — в дверь раздается стук, а у тебя и так уже никаких нервов нет и от любого шороха просыпаешься ночью: кто это? Полиция, потому что нас тут жить не должно, служба газа, сумасшедшая соседка, чуть не выкинувшая всю нашу обувь?

Я пишу это и складываю личные вещи: пропуск, документы, письма, наличку, полисы и загран в тазик. Завтра у К. будет грандиозная вечеринка до ночи в честь 10-летия ее школы. Мы по этому поводу собираемся эвакуироваться в Тверь на пару дней. Тазик я спрячу за палаткой в самом дальнем углу второго спального места — даже если кто-то из гостей захочет залезть туда, то он его не обнаружит.

Я вспоминаю нашу с ним недавнюю поездку в Ясенево. Бескрайние панельки с желтыми балкончиками от метро и до Битцевского леса. Кажется, даже с моей любовью к центру — это всё. Я мечтаю уехать, оставив сто кофеен в пешей доступности и снять здесь крошечную однушку с окном в сторону метро. Я куплю в Икее звезду-лампочку. Под ней поставлю стол, который сейчас не могу привезти на Китай-город, буду рисовать и писать рассказы. И ждать его — пусть звезда в окне освещает ему путь от метро до меня и нашего дома, где мы (наконец-то!) будем жить только вдвоем. Господи, как же это будет хорошо.

Ясенево

Текст, фото, рисунки — Катя Гущина.

БОНУС. Путеводитель по дому Кати Гущиной.

Катя Гущина о своей жизни в доме 18 века на Маросейке

 

1. Парикмахерская “экономная”. Я бы продолжала посмеиваться за “шеллаком за 800”, но Люда рассказала мне, что свою классную стрижку она делала именно там.
2. Машины суши-доставки. Жуки, занявшие каждый метр свободного пространства.
3. Еще чей-то дом, еще более частный, чем наш: одноэтажный, кирпично-пряничный и с покатой крышей.
4. Столовая №5. Овощи плюс пюре плюс чечевица равно сто пятьдесят рублей. Фоном новые клипы Артура Пирожкова. В обеденный перерыв сюда стекаются те, кому недоступны бизнес-ланчи на “Гастрорынке”.
5. Врачи из клиники во дворе выходят покурить прямо в бахилах и халатах.
6. Сетевая круглосуточная кофейня, всегда битком и с невкусными напитками.
7. В какой-то момент мы даже решили делать твиттер нашего окна, чтобы записать смешные фразы, выдернутые из контекста разговоров проходящих мимо. Правда, чаще всего они кричат строчки из “Пошлой Молли”.
8. В подвале, куда можно спуститься через арку, обитает ломбард, ателье и кофейная женщина. У нее свой магазинчик развесного чая и кофе, а на старенькой машинке она делает свежесваренный за 55 рублей. Многие мои знакомые говорят, что он — лучший в округе.
9. Люки. Долгое время думала, что буквы “ГК” на них значат “Город-Китай” или хотя бы “Гущина Катя”, а оказалось — “Городская канализация”. Для университетского проекта я делала с них отпечатки.

Предыдущая запись

Следующая запись