Москвичи о Москве: Юлия, графический дизайнер, 39 лет

Будни моего детства проходили в панельных пейзажах Медведково разлива середины 80-х, выходные и праздники же начинались с вопроса родителей «В центр?». Впрочем, это был и не совсем вопрос, а считалось само собой разумеющимся. Мама и папа всегда предпочитали выбираться с окраины в центр, туда где осталась их коммуналка и их молодость. Для нас со старшей сестрой эти поездки также были в радость, они всегда приносили море впечатлений, волнений и удовольствия.

Выезд начинался со старенького рыжего ЛИАЗа-горбушки у дома, почему-то его я любила больше, чем новехонький «Икарус». Входя в вестибюль метро, я сразу бежала к служащим с вопросом открыли ли «Новослободскую»? Ведь родители обещали, что мы обязательно съездим на станцию рассмотреть витражи — однажды они пролетели мимо меня, блекло выглядывая из темноты закрытой станции, и этого хватило чтобы они крепко застряли в моей голове, я ждала открытия станции, как подарка.
Потом шла очередь пересадки, мы проходили длинными туннелями-лабиринтами, здесь было главное крепко держать маму за руку и не отпускать. Сестра, конечно, всю дорогу делала вид, что она знает, в начало или конец поезда нам садиться и через сколько станций выходить, но я видела как папа улыбался её уверенным речам и высоко задранному носу. И вот, мы поднимались по «слишком» длинному эскалатору, и оказывались в «другом» городе.

В этом городе были такие широкие улицы! Было сколько людей! А дома! Как эти дома были непохожи на серые панельки нашего района! Я останавливалась с открытым ртом у каждой встречной арки и колонны, у каждого крыльца с лепниной, не дай бог по дороге я видела каменного льва, сурово глядящего на прохожих со своего поста у подъезда, тогда меня никто не мог сдвинуть с места. Мама, вздыхая, говорила, что меня надо отдать в художественную школу. Папа соглашался, и, смеясь, вспоминал, что когда он жил на Тишинке, будучи пацаном всегда удивлялся художникам на улицах, он никак не мог понять почему они рисуют тот дом, в котором кроме булочной и нет ничего интересного. Ещё папа рассказывал как с ребятами со двора бегал после школы встречать и провожать поезда на Белорусском вокзале, столько интересных людей среди пассажиров они там встречали, и чувствовали себя немного путешественниками; как даже больным с высокой температурой он бегал в библиотеку за книгой, благо она была там же, в Электрическом переулке; как позже перелезал через ограды всех стадионов Москвы на футбольные матчи, лучше всего было пробраться, конечно, на “Динамо” в Петровском; как уже будучи высоким молодым человеком по вечерам прогуливался с друзьями до Красной площади, любезно помогая всем приезжим найти одно или второе, а иногда и третье, особенно если оно им не надо, и как они дружно хохотали, когда на экран вышел фильм «Я шагаю по Москве», где герой Никиты Михалкова страдал похожей ерундой.

Куда же мы держали путь?.. Возможно в театр Образцова на ту большую улицу с красивым садовым названием и невероятным количеством машин, мама увидит моё разочарование от неработающих часов на фасаде театра и пообещает мороженого сколько захочу; или в старый Зоопарк на «Баликадную», там меня можно будет «забыть» возле вольера с дикими кошками, а через час найти в том же месте; или мы просто будем гулять в Парке Горького, в котором такое огромное колесо обозрения, что только самые смелые мальчики и девочки отваживались на нем подниматься; или по любимому ВДНХ с самыми красивыми фонтанами на свете, можно было спорить с сестрой бесконечно долго который из них красивее; или это был тот день когда мы ехали в Большой театр на «Лебединое озеро», тогда мы немного задержались на площади с фонтаном перед входом, и я удивилась тому что если она такая огромная, видимо ветеранов намного больше чем я думала, раз они заполняют её всю на 9-е мая. Сцену мне будет не видно, но будет отлично видно огромную люстру, и я совсем не буду переживать из-за балета, слишком красиво все будет вокруг: и театр, и улицы, и мы сами.

А может быть наши сборы были под Новый год? В это время улицы хоть и были покрыты снегом, они все пылали из-за разноцветных бумажных гирлянд и блестящей мишуры, а ёлки на площадях были так высоки, что задевали небо своими красными верхушками-звездами, а самые лучшие из них были украшены потрясающими фонариками — разноцветными с большими лампочками.

Если мне повезет, то мы заедем в Центральный Детский Мир, это было событием редким, потому что как ни ходи по этому магазину, мимо мягких игрушек не пройдёшь, а таких как там я и не видела нигде. Так что мы ездили в ЦДМ, только если мама заранее была морально согласна на очередного медвежонка или оленёнка. А ещё в этом огромном магазине у нас с сестрой была своя обязательная программа — беготня по широченным лестницам с целью изучения ассортимента мороженого на каждом этаже, доклада маме, что самое вкусное на третьем, беготня обратно с монетками в кулачке и быстрое поедание полученного. Не помню почему, но все это надо делать обязательно бегом, это важно.

Потом папа уедет за шампанским и, о счастье!, за “Тархуном” и “Байкалом”, а мы с мамой и сестрой — за мандаринами, нужный магазин маме сообщит сарафанное радио, и когда мы будем тащить купленные килограммы домой, мы самоотверженно не будем клянчить даже самого маленького мандаринчика, потому что мандарины вкуснее всего именно в Новогоднюю ночь. У меня было счастливое детство. У меня были замечательные родители. У меня был тёплый, добрый, волнующий детское воображение город.

Потом пришло взросление и 90-е. Меня принимали в пионеры в первую очередь, и я гордилась, что церемония будет проходить в музее Ленина на Красной площади. В тот день все было крайне торжественно, красные знамёна заполоняли собой все залы музея, старшие пионеры скучали по углам, родители щёлкали фотокамерами, мы же смотрели в окно на Мавзолей, и перешептывались как мы не хотим идти к мумии вождя, и слава плохой погоде, не пошли, нас решили избавить от лишнего времяпрепровождения под холодным осенним ливнем. До сих пор помню то чувство облегчения. Прошло всего-ничего времени, и пионерскую организацию распустили, мы зря учились завязывать красный галстук. Начались беспорядки, отключения воды, света, пустые прилавки, продукты по талонам и их выдача строго в руки и строго определённое количество, написанный ручкой на руке порядковый номер в очереди. Все дети активно участвовать в этих «голодных играх».

Но я продолжала ездить в художественную школу на Ярославское шоссе, сначала дорога вела из нашего Кировского района в другой, в Бабушкинский, а потом раз — и мы со школой обе оказались в СВАО. Дома мама ругалась, что всё начали переименовывать и совершенно не понятно, где теперь что и как куда попасть, а папа прикрепил к стене схему метро и стал вносить на неё новые названия станций: “Площадь Ногина” зачёркивалась, сверху появлялось загадочное “Китай-Город”, и мы с сестрой удивлялись при чем здесь китайцы. А как-то зимой лопнула труба, и наш дом остался без отопления, жители добивались ремонта несколько недель, мы страшно заболели, и родители недоумевали что же такое творится, и где, в Москве…! До сих пор то время ассоциируется у меня с сильным холодом.

Я подросла ещё, любимое моей семьей ВДНХ превратилось в грязный облезлый рынок, в готовые декорации для “Сталкера”, мы совсем перестали его посещать, хотя там всё ещё работало кафе недалёко от Северного входа с лучшими, как мы считали, пончиками города. Благодаря институту, новым друзьям, Москва становилась для меня больше, шире, выше, мы все вместе узнавали новые друг для друга районы: Измайлово с буйствами его Сиреневого бульвара, Чертаново и его спокойную зеленую Битцу, Перово и его вечно неработающие фонари на улицах. Мы учились в центре, по переулкам Сухаревки я могла ходить с закрытыми глазами, каждый раз удивляясь их контрасту с проспектом Академика Сахарова, в который мы иногда “врезались” после занятий — бац, и новая галактика.

Кроме института надо было чем-то зарабатывать на жизнь, дефолт 98-го не оставил выбора, кто-то из нас осел на Старом Арбате, занявшись нехитрыми развлечениями прохожих,  кто-то на Даниловском рынке, добившись ежедневного наличия дома еды, кто-то на Горбушке, буквально потонув в тусовках, кассетах и плеерах. Мы привыкли жить в этом новом городе, с новыми «нашими» адресами.

К концу нулевых уже была достойная интересная работа, и в обеденный перерыв можно было выйти к Патриаршим, зайти в театр “Практика” за другом, и накручивая круги вокруг пруда, болтать глупости; можно было потратить не один день на выбор с подругами бара, в котором мы хотим провести вечер, чаще всего останавливались на “Карме” на Пушечной, возможно благодаря именно ему весь Кузнецкий Мост до сих пор видится мне в бордовых тонах; можно было три часа идти от “Ржевской” до “Рижской”, потому что как ни тянули спину рюкзаки после выезда на природу в выходные, невозможно было наговориться вдоволь с друзьями и разъехаться по домам; можно было истоптать все ноги в каком-нибудь городе Европы, и, вернувшись, с удовольствием вновь трястись в 17-ом трамвае.

А сейчас… сейчас просто люблю пройтись переулками того самого Китай-Города, или посидеть немного на Яузском бульваре, или потерять себя на час в Нескучном саду, просто надо туда «уезжать», это моя передышка и мое спокойствие.

Фотографии  — https://pastvu.com/ и из архива автора.