Сплетни 19 века: Суриков и Москва
Блуждая по переулкам Москвы, мы всегда встречаем памятник: то на Бунина натолкнемся на Поварской, то бронзовые ноги Блока вдруг выглянут из-под разлапистых лип на Спиридоновке, или Крылов, восседающий в окружении своего каменного зоопарка, радушно нас примет на Патриарших… тут и задумаешься: случайны ли места, выбранные для монументов нашим великим?! Вот стоит себе на Пречистенке Суриков! И казалось бы неспроста он тут возвышается! — первые московские адреса художника связаны именно с этими местами!
Впервые художник, недавний выпускник Академии Художеств, приехал в Москву в ноябре 1877, в связи с заказом на росписи Храма Христа Спасителя. Поселился он тогда на Остоженке в доме № 6 и исполнил 4 живописных сюжета на тему первых Вселенских Соборов (на пилонах храма). За росписи Храма художник был награжден орденом Св. Анны 3-ей степени и золотой медалью. В общем, в Москве ему чрезвычайно понравилось, тем более здесь, гуляя по Красной площади, задумал он вскоре свое будущее полотно «Утро стрелецкой казни».
Вне всякого сомнения, жизнь и творчество художника связано именно с Москвой.
Родился В.И. Суриков 24 января 1848 года в Красноярске в семье потомственных казаков, пришедших в Сибирь с Ермаком. Собственно, и характер у него был о-го-го какой – нордический — почти непримиримый и твердый. «Смотришь бывало на Василия Ивановича и думаешь: вот она, могучая, стихийная сила сибирская! Самородок из диких гор и тайги необъятного края!» — так отзывался о нем Минченков, друг и соратник по Товариществу передвижников. Всю жизнь, полную трагических поворотов, он являл собой пример несгибаемости духа и непоколебимости нравственных убеждений.
Порой люди талантливые – тщеславны, и руководствуясь правилом о том, что «почетно быть неизвестным солдатом, а не неизвестным художником», пытаются променять вечную славу на дешевую популярность, исполняя бесчисленные заказы и продавая свое мастерство за безбедные будни. Суриков жил в атмосфере второй половины 19 века, пропитанной пафосом общественного служения, тогда «мысль разрешали» по Чернышевскому, а не по курсу Доу Джонса. Суриков только единожды согласился на коммерческое предложение – исполнить эскизы росписей для Храма Христа Спасителя. На кону был его брак с Елизаветой Августовной Шарэ, француженкой из рода декабриста Свистунова. Познакомились они в Петербурге, где она жила со своим чопорным семейством, а он – бедный студент — учился в Академии Художеств, приехав из своего далекого Красноярска. Они ходили слушать органную музыку и хоралы Баха в костел Св.Екатерины на Невском (невеста была католичкой), гуляли по набережным и боялись родительского неблагославления. Боялись не зря! Родители невесты были против этого брака.
И вот, Василий Иванович, отправляется в Москву на исполнение этого заказа, чтобы заработать денег и жениться. После окончания работы, Суриков возвращается в Петербург, где состоялось тайное венчание, на котором присутствовал только друг Сурикова — преподаватель рисунка в Академии Художеств Чистяков. Молодые уехали в Москву, где сразу поселились в доме Челищева (№ 46) на Остоженке. Затем переехали на небольшую квартирку на Долгоруковской улице, потом домашним адресом стал дом № 15 на пересечении Тверской и Леонтьевского переулка….
Жить Суриков всегда предпочитал скромно и аскетично, чем иной раз раздражал семью. За свои работы, которые покупались с выставок Третьяковым и императором Александром III, он никогда не просил много. Считал достаточным того, что предлагали. Именно в этих скромных квартирах им были написаны его первые шедевры — «Утро стрелецкой казни», «Меньшиков в Березове» и «Боярыня Морозова». Как вспоминал Репин: «С Суриковым мне всегда было интересно и весело. Он горячо любил искусство, вечно горел им, и этот огонь грел кругом его холодную квартирушку, и пустые его комнаты, в которых бывало: сундук, два сломанных стула, вечно с продырявленными соломенными местами для сидения, и валяющаяся на полу палитра, маленькая, весьма скупо замаранная масляными красочками, тут же валявшимися в тощих тюбиках. Нельзя было поверить, что в этой бедной квартирке писались такие глубокие по полноте замыслов картины, с таким богатым колоритом». Только потом, в конце 1890-х, ему предоставили мастерскую в залах Исторического музея, где были написаны «Взятие снежного городка», «Покорение Сибири Ермаком», «Степан Разин» и «Переход Суворова через Альпы».
Его привлекла история, он уходил в ее тайники, но его не просто пленял антураж эпох – сафьяновые сапоги да расписные кокошники. Через аллегории сюжетов он пытался понять свое время и через творчество попытаться постигнуть исторические закономерности. Так, например, «Утро стрелецкой казни» сопоставимо с казнью народовольцев 1881 года.
Многие видят в нем блестящего этнографа, доподлинно и скрупулезно передающего быт и одежду 17 века – он много работал в музеях и библиотеках, зачитывался дневниками Корба, «допытывал стены», как говорил про свидетелей событий – памятники архитектуры минувших эпох. Он тщательно работал над образами, отбирая моделей на Смоленском рынке и Ваганьковском кладбище, выискивая то национальное и типическое, не стершееся с лиц за 2 века перипетий русской истории. Блестящий мастер композиции, Суриков виртуозно выстраивал и заполнял пространство своих картин. Благодаря живописному таланту художника, его узнаваемому холодному, с малиновыми переливами и серебристыми отзвуками колориту, полотна Сурикова оживают. Снег можно рассматривать часами, узоры на кафтанах – завораживают, а румяные щеки словно дышат морозной свежестью.
К несчастью, жена Сурикова умерла, прожив с художником всего лет 10 и родив ему двух дочерей – Ольгу и Елену.
Он навсегда останется вдовцом и лишь дружба с Нестеровым и Репиным будет согревать его в зимние тоскливые вечера, да гитара – его подруга детства, на которой он превосходно бренчал «Лунную сонату» Бетховена. Отрадой его старости станет семья старшей дочери Ольги, вышедшей замуж за художника Петра Кончаловского, у которых появится дочь Наталья – будущая жена поэта Сергея Михалкова – ну а все последующие поколения этого семейства, я думаю, всем знакомы.
Все вместе большой семьей они будут жить в доме на Большой Садовой 10, вплоть до смерти Василия Ивановича Сурикова в 1916.
Маргарита Чижмак