Дом Вильямсов в Тимирязевке

Тот, кому открыл свои двери рассыпающийся на части от времени, но знающий себе цену, самодостаточный и разборчивый профессорский особняк, нашёл бездонную шкатулку историй. Представьте себе старый деревянный дом, в котором живет пятое поколение одной семьи. Его окна выходят на шумную Тимирязевскую улицу, а во дворе растут яблоки и живут белки. Его обитатели хранят игрушки в сундуках, в которых их далекий предок в 19 веке перевез свои вещи из Америки. Живут среди мебели и вещей, которые за 150-летнюю историю семьи в этом доме принадлежали ученым, академикам, художникам. Дом Василия Вильямса не просто жилой — он живой, со старым роялем и зеленой лампой на подоконнике. Приглашаем вас побывать (пусть и виртуально) в этом необыкновенном месте.

История. Петровская (ныне Тимирязевская) земледельческая и лесная академия была основана в 1865-го года, а в 1876-ом был построен дом для академической профессуры, который сейчас называют Домом Шредера-Вильямса. Изначально, в 1870-х, на втором этаже его жил с семьей придворный садовник Александра II, устроитель садов в Петровской академии, датчанин Рихард Иванович Шредер (его бюст стоит в начале Лиственничной аллеи, под боком 6-го учебного корпуса). В 1893-ем году на первом этаже поселился выпускник академии, талантливый учёный-почвовед Василий Робертович Вильямс (1863-1939), русский и советский почвовед-агроном, один из основоположников агрономического почвоведения. (На коллаже ниже слева бабушка Марии — Валентина Молчанова, справа В.Р. Вильямс)

В 1888-ом году Василий Вильямс окончил Петровскую сельскохозяйственную академию, в 1891-ом году стал преподавать в ней. В 1894-ом, Вильямс был назначен адъюнкт-профессором на кафедре почвоведения и общего земледелия, а в 1897-ом году получил звание профессора. Дважды возглавлял свою альма-матер — в 1907-ом — 1908-ом и в 1922-ом — 1925-ом годах. В 1907-ом, заступив на пост директора, Вильямс поддержал реформу предыдущего директора, Шимкова, по которой в институт на равных правах с мужчинами стали принимать женщин, а в 1920-е создал первый в стране сельскохозяйственный рабочий факультет.

В 1895-ом году Вильямс руководил созданием первых в России чайных плантаций близ Батуми. В 1896-ом, участвовал в организации полей орошения на Марьино-Люблинских полях под Москвой и создал первую в России селекционную станцию. В 1904-ом  заложил в Тимирязевке биологический питомник многолетних трав — злаковых и бобовых. В 1911-ом году организовал при кафедре почвоведения Высшие курсы по луговодству. В 1914-ом основал под Москвой опытную станцию по изучению кормовых растений и кормовой площади (сегодня — ВНИИ кормов им. Вильямса). В 1934-ом году на территории Сельскохозяйственной академии был создан почвенно-агрономический музей, основу экспозиции которого составила богатейшая коллекция образцов, собранная Вильямсом и его учениками за многие годы научных изысканий: почвенные монолиты, образцы генетических горизонтов и горных пород, гербарий.

Наши дни. Лиственничная аллея — кратчайший путь к дому Вильямсов от станции метро «Петровско-Разумовская». Справа, за забором — опытные поля, слева — общежития Сельхозакадемии. Встречаем памятник Вильямсу на Тимирязевской улице, открытый в 1947-ом году на месте храма Петра и Павла, снесенного в 1934-ом. Минуем Почвенно-агрономический музей им. Вильямса на Тимирязевской, 55, по соседству с домом учёного. Строить его начали в 1938-ом — Вильямс-старший даже успел принять участие в его проектировании, — открыли в 1954-ом. Это первое здание в СССР, построенное специально для музея. А вот и дом. И правнучка Василия Робертовича — Мария Вильямс на крыльце.

«Добрый день, проходите. Пусть вас не смущает потолок — это нас когда-то залили, но папе понравилось (потолок с разводами стал похож на мраморный), и он не стал его ремонтировать. Здесь всего семь комнат, не считая прихожей и кухни. Гостиная, библиотека, рабочий кабинет Василия Вильямса (с его столом) и четыре жилые комнаты — наша с мужем, мамина и двух дочерей. На втором этаже — отдел озеленения и комендатура общежития Тимирязевки. Туда ведёт отдельная лестница, со двора.»

О доме. У нас есть документы, в которых значится, что квартира на первом этаже передана академику Вильямсу и его потомкам в бессрочное пользование (охранная грамота, закрепившая право на проживание, была выдана Вильямсу Сталиным в 1930-е годы), но приватизировать её мы не можем. Равно как и, например, сделать ремонт фасада — деревянная обшивка родная, второй половины XIX века. Наша семья проживает в этом доме сто двадцать три года. Сейчас впятером — моя мама, мы с мужем и двое детей. Ну и животные разнообразные — две собаки, кошка, морская свинка и три рыбки.

О семье. Я всерьез заинтересовалась историей своей семьи совсем недавно, год назад, когда устроилась на работу в соседнее здание — Почвенно-агрономический музей имени моего прадедушки. Мы с директором музея Ириной Николаевной Копейкиной засели за архивы, и потихоньку я стала вникать в наши семейные хитросплетения, в историю рода Вильямсов.

Мой прапрадед, Роберт Оскар Вильямс, приехал в Россию из США, из штата Вермонт, в 1852-ом году. Он был инженером путей сообщения, строил мосты Николаевской железной дороги (из Москвы в Петербург) и женился на Елене Фёдоровне Голицыной. Вероятнее всего, она была незаконнорожденной Голицыной. Её мать была из крестьян, отец — из рода Голицыных. Елена Фёдоровна выросла в семье Голицыных и взяла их фамилию, а уже после 1917-го года Василий Робертович приписал своей матери «правильное» крестьянское происхождение. У них было десять детей, шестеро умерли в раннем возрасте, четверо — Софья (старшая дочь), Василий (старший сын), Иван и Владимир — продолжили род. Изначально дети имели американские имена — мой прадед Василий был Уильямом, Владимир — Вольдемаром, Иван — Джоном. Впоследствии они переменили их на русские, равно как и гражданство.

Прадедушка был женат дважды. В первый раз женился в 1897-ом году на московской мещанке Марии Луговской, у них было трое детей — Вера, Василий и Николай. В 1923-ем году Мария Александровна умерла, и Василий Робертович женился во второй раз — на своей ученице Ксении Ильиничне Голенкиной. Детей у них не было.

Младший брат Василия Робертовича, Владимир (Вольдемар), пошел по стопам отца, увлёкся механикой, закончил Императорское Московское техническое училище (современный МГТУ им. Баумана), а с 1897-го года стал хранителем технического отдела Политехнического музея. С 1905-го года он не только работал, но и проживал в здании музея вместе с семьей. Его сын (мой двоюродный дедушка), Пётр Владимирович Вильямс, был живописцем. Старшая сестра, Софья, была пианисткой. Когда умер отец, ей было восемнадцать лет. Чтобы прокормить семью, она перешла в педагогическое отделение консерватории, где и преподавала до самой смерти в 1898-ом. Софья Вильямс была замужем за Сергеем Голицыным (возможно, дальним родственником мужа Елены Фёдоровны), которого вместе с родней расстреляли после революции. Долгое время считалось, что детей у них не было, но недавно выяснилось, что у Софьи и Сергея была дочь Лидия, а у той, в свою очередь, тоже родились дети. Род продолжился, но пока про эту его ветвь нам почти ничего не известно.

Мой дед, Николай Васильевич, покончил с собой. У него было двое детей — Николай и Елена, моя мама. Николай за неудачно рассказанный анекдот был сослан. Николай Васильевич отправился в партийный комитет Тимирязевской академии, вернул свой партийный билет, пришёл домой и выпил метиловый спирт. Он был химиком и не мог ошибиться. Это случилось в 1946-ом году, маме было девять лет. Его сын был реабилитирован, однако в 1977-м за антисоветскую деятельность вместе с женой Людмилой Алексеевой был лишен гражданства СССР, уехал в США и умер в возрасте восьмидесяти лет, в 2006-ом. Обе мои дочери пока носят фамилию Вильямс, а дальше — как повезёт.

Изначально дом имел печное отопление — печи есть в каждой комнате, всего их шесть, плюс камин в детской, но теперь они — просто элемент интерьера. А под домом когда-то был огромный подвал с углём. Сегодня на его месте крыльцо, по которому входят в дом. Здесь часто снимают кино, в основном историческое: о молодых годах Исаева/Штирлица, о Вольфе Мессинге.

На фото ниже — портрет президента США Авраама Линкольна и преподавательский состав и студенты Сельскохозяйственного института, 1898-й год. Виден «мраморный» потолок.

Рабочий стол Василия Вильямса. После второго инсульта учёный оказался частично парализован и мог передвигаться только в инвалидной коляске. С учётом этого дверные проемы в доме были расширены, равно как и пространство под столом — чтобы коляска могла туда поместиться.

Совы — хранители дома Вильямс. Мария коллекционирует их много лет. Сегодня в доме около тысячи сов разных видов, форм и расцветок.

Зимой в доме холодно: всюду щели и сквозняк. На террасе (на фото ниже) зимой чуть теплее, чем на улице.

По всему дому висят картины. Автор большинства из них — покойный отец Марии Вильямс, Вадим Макаровский, режиссёр ТЮЗ и художник-самоучка.

О саде. В интернете можно найти информацию, что в саду дома похоронен В.Р. Вильямс. Это полнейшая чушь. Василий Робертович похоронен в дендрологическом саду Тимирязевской академии, его дети, Василий и Николай — в Тимирязевском лесу. В саду, к счастью, никто не похоронен. Мы тут что-то растим — цветочки, кусточки, — и стараемся следить за ним, чтобы не зарастал слишком. Раньше в саду жил петух по-имени Вахтанг, но его убили люди, лазившие к нам за яблоками и махровой сиренью. Сейчас у нас тут четыре яблони, две груши и огромная старая липа высотой в два наших дома, вся увитая плющом. В солнечный день в саду прохладно, после дождей — грязно и сыро. Светло здесь бывает только весной.

Когда-то сад окружал низенький, деревянный, зелёный заборчик, но потом руководство Сельхозакадемии заменило его на высокий, железный. Кирпичная стена в дальнем конце сада — остатки гаража, разобранного лет пятнадцать тому назад. Три стены разобрали, а четвертую почему-то не тронули, и теперь она — фрагмент садовой ограды.

За какие заслуги Сталин выдал Вильямсу охранную грамоту, закрепившую за ним это домовладение?

Я думаю, прежде всего за то, что Вильямс был одним из так называемых «красных профессоров», лояльных советской власти. Он активно участвовал в создании рабфаков, приветствовал рабочую молодежь, выучил первого директора собственного музея, Артура Буша, человека изначально далёкого от науки (он был «латышским стрелком»), но раскрывшего на рабфаке свой талант учёного. Кроме того, Вильямс ещё при жизни получил признание, как крупный учёный — его именем названы улицы в пятнадцати городах бывшего Советского Союза.

Советский учёный Иван Иванович Артоболевский, знавший Вильямса, вспоминал его как карьериста, не разборчивого в средствах борьбы за свои идеи. Говорят, что Вильямс приветствовал любую власть, при которой ему приходилось работать. Так ли это?

Не совсем так. Вильямс много делал для молодой советской республики, но, я подозреваю, не столько из-за большой любви к пролетариату, сколько из-за любви к земле и к стране, в которой он родился и вырос. Работа и семья были для него на первом месте. Экивоки в сторону советской власти — да, они были, но прежде всего для того, чтобы не трогали семью и не мешали работать. Этот иммунитет сохранился на долгие годы. В 1937-ом арестовали и расстреляли первого директора музея, Артура Буша, в 1946-ом — сослали дядю. Но это были единственные аресты, коснувшиеся нашей семьи, — авторитет Василия Вильямса, как громоотвод, уберёг наш род от репрессий. Также я могу поручиться за то, что он не писал доносов на других учёных и не пытался никого очернить. Я внимательно изучала его письма, архивы. Он был не таким человеком.

А каким он был?

Думаю, что доброжелательным, общительным, жизнелюбивым. Очень любил музыку, у него был прекрасный слух. Любил принимать гостей. Любил животных — в доме всегда было много кошек. Василий Робертович остался без отца, когда ему было четырнадцать. Он был старшим сыном в семье и с ранних лет узнал, что такое ответственность. Работал он много, до самой смерти. В  «Повести  о настоящем человеке» летчику Маресьеву приводят в пример моего прадеда — когда у того после инсульта отказала правая рука, он выучился писать левой.

В чём, на Ваш взгляд, состоит вклад Вашего прадеда в науку?

Я гуманитарий, и мое мнение на этот счёт будет звучать достаточно по-дилетантски. Он был почвовед, и у него был какой-то совершенно свой взгляд на почву. Во многом он был новатором именно в России — организовал первые в нашей стране поля орошения, высадил первую чайную плантацию, первую мандариновую рощу. В молодости он много поездил по Европе и Северной Америке, насмотрелся всякого, и весь свой накопленный опыт стремился реализовать здесь.

Ваша семья живёт в этом доме вот уже 123 года. Наверняка есть какие-то семейные истории, предания?

Большинство преданий нашей семьи передаются из уст в уста и никакого документального подтверждения не имеют. Например, байка о том, будто бы отец Вильямса, Роберт, приходился двоюродным братом писателю Джеку Лондону. Да, в архивах мы нашли фотографию Джека Лондона с дарственной надписью, но скорее всего это связано с попытками моей двоюродной бабушки, дочери Василия Робертовича, Веры Вильямс, отыскать родню в США. Вера была актрисой и поэтессой, и любила приукрасить действительность.

В 1923-ем году Вера Вильямс написала и отправила в американский железнодорожный журнал «Вермонтер» большую статью на английском языке о своем деде, Роберте, и его жизни в России. В числе прочего она упомянула о том, что он был женат на княжне Голицыной. В это же самое время её отец, «красный профессор» Василий Вильямс, говорил всем, что его мать — крестьянка. Если бы в 1920-е выяснилось, что она из дворян, трудно представить, каким скандалом это бы обернулось. Из всего этого можно сделать вывод, что Василий Вильямс ничего не знал о статье.

Не так давно я переводила эту статью на русский язык. Фактически, это одна большая байка, разбавленная несколькими точными датами. Вера Вильямс описывает своего деда-американца как отважного, умного, честного, но в то же время доброго и скромного человека. Кроме того, по её словам, он был высококлассным специалистом по строительству железнодорожных мостов, отличался громадным ростом и недюжинной физической силой. Раз, например, царь Николай I, бывший сам человеком высоким и крепким, предложил Роберту побороться. И что же — молодой американец, неискушенный в дворцовом этикете, мигом положил царя на обе лопатки. В другой раз на них поехал отцепившийся от состава вагон, но реакция Роберта снова не подвела — он схватил царя за шиворот и оттащил от железной дороги. В благодарность император подарил своему спасителю булавку для галстука с огромным бриллиантом и, кроме того, разрешил его детям, родившимся в России, оставаться американскими гражданами и исповедовать религию своего отца — англиканство. Вот такие истории. Мы называем их «сказки бабушки Веры».

Семья, жившая на втором этаже — Шредеры. Вы поддерживаете с ними связь?

Не поддерживаю. Они съехали из дома давным-давно, и я не знаю, где они сейчас. На втором этаже с тех пор никто не жил. Уже при мне там был военно-учетный стол, социологический отдел и чего там только не было…

А любимая комната есть у вас?

Наверное, моя бывшая детская. Эта комната, во-первых, не проходная — там можно закрыться и спокойно заниматься своими делами, несмотря даже на то, что под окнами постоянно грохочет трамвай. Во-вторых, в ней стоит камин, который до последнего времени можно было топить. Сейчас мы это делать не рискуем. Дымоходы старые, а дом деревянный.

Дому сто сорок лет. За это время его хотя бы раз ремонтировали?

Не так давно перекрывали крышу и меняли несущие балки. Всё остальное пока не трогали, но может это и к лучшему. Лучше уж пусть дом умрёт своей смертью, а мы будем жить в нём, пока стоит. Последние из могикан.

Что Вы имеете в виду?

Вот стоит музей Вильямса, а рядом — дом, в котором до сих пор живут потомки Вильямса, свет горит. Вроде такая диковинка. Ну а если серьёзно, то наша семья — последняя из наследников академический профессуры, проживающая, если так можно выразиться, на исторической территории. Остальные давным-давно разъехались. (на фото ниже — Мария Вильямс со старшей дочерью Анастасией в саду)

Интервью —  Сергей Сокольский. Фотографии — Лариса Костенко, Яна Савина, Сергей Сокольский. А также из архива семьи Вильямсов.